Лопнуло терпѣнье майора Доббина, и не будь его обвинитель слишкомъ старъ и слишкомъ дряхлъ, между ними, нѣтъ сомнѣнія, произошла бы сильнѣйшая ссора въ одномъ изъ нумеровъ гостинницы Пестраго Быка, гдѣ происходилъ весь этотъ разговоръ.
— Пойдемте наверхъ, сэръ, сказалъ Доббинъ задыхаясь. Я непремѣнно требую, чтобы вы шли со мной наверхъ: я буду имѣть честь показать и доказать вамъ, милостивый государь, кто изъ насъ обиженъ: бѣдный Джорджъ или я.
И втащивъ старика наверхъ въ свою спальню, майоръ Доббинъ вынулъ изъ конторки всѣ счеты Осборна, и пачку долговыхъ росписокъ, подписанныхъ его рукою. Отдавая справедливость покойнику, мы обязаны сказать, что онъ готовъ былъ воспользоваться первымъ поводомъ, чтобы взять клочокъ бумаги и написать бойкою рукою: «я долженъ вамъ такую-то сумму», и проч.
— Нѣкоторыхъ кредиторовъ онъ удовлетворилъ еще въ Англіи, прибавилъ мистеръ Доббинъ, — но я вынужденъ сказать вамъ, что послѣ смерти его не осталось и сотни фунтовъ. Я, да еще одинъ или два пріятеля изъ нашего полка составили эту маленькую сумму — единственное достояніе мистриссъ Осборнъ, и вы осмѣливаетесь упрекать насъ, милостивый государь, что мы обманываемъ вдову и сироту!
Старикъ Седли въ свою очередь пришелъ теперь въ крайнее смущеніе, и устыдился своихъ прежнихъ подозрѣній, не предчувствуя и не гадая, что майоръ Доббинъ, закаленный въ лицемѣріи, наговорилъ ему ужаснѣйшую чепуху. Дѣло въ томъ, что всѣ эти деньги, до послѣдняго шиллинга, вышли изъ его собственнаго кармана, безъ всякаго содѣйствія со стороны одного или двухъ мнимыхъ пріятелей капитана Осборна. Майоръ Доббинъ даже похоронилъ его на свои собственный счетъ, содержалъ Амелію въ Брюсселѣ на свой собственный счетъ, и привезъ ее въ Англію на свои собственный счетъ!
Обо всѣхъ этихъ издержкахъ старикъ Осборнъ не думалъ никогда; не думали родственники Алеліи, и всего менѣе думала сама мистриссъ Эмми. Она вѣрила во всемъ майору Доббину, какъ душеприкащику своего супруга, никогда не говорила съ нимъ объ этихъ дрязгахъ, и въ миньятюрную ея головку никогда не западала мысль, сколько она должна майору.
Два или три раза въ годъ, согласно данному обѣщанію, она писала ему письма въ Мадрасъ, извѣщая крестнаго папашу о маленькомъ Джорджѣ. Съ какимъ восторгомъ получалъ онъ и пряталъ въ свою шкатулку эти драгоцѣнныя бумаги! На каждое письмецо Амеліи; онъ неукосиительно посылалъ свои отвѣтъ, но если она молчала — молчалъ и онъ. Это однакожь не мѣшало ему отправлять безконечныя воспоминанія о себѣ малюткѣ-Джорджу и прекрасной его мама. Между прочимъ, заказалъ онъ и отправилъ значительную коллекцію шарфовъ и большой слоновый приборъ шахматной игры, вывезенный изъ Китая. Эти шахматы были, въ нѣкоторомъ смыслѣ, чудомъ совершенства. Пѣшки представляли маленькихъ людей, зеленыхъ и бѣлыхъ, вооруженныхъ настоящими щитами и мечами; рыцари сидѣли верхомъ на прекрасныхъ коняхъ; башни выстроены были на хребтахъ слоновъ.
— Такихъ шахматовъ не видывалъ я и у мистриссъ Манго, замѣтилъ докторъ Пестлеръ.
Не мудрено; они дѣйствительно были верхомъ изящества и великолѣпія въ своемъ родѣ. Всѣ эти фигуры привддіьли въ восторгъ маленькаго Джорджа, и онъ нарисовалъ свое первое письмо къ крестному папашѣ, въ благодарность за сей истинно-родительскій подарокъ. Доббинъ прислалъ также нѣсколько герметически закупоренныхъ банокъ съ вареньемъ и разными соленьями: юный Джорджъ вздумалъ украдкой попробовать эти лакомства, когда они стояли въ буфетѣ, и чуть не убилъ себя ѣдой. Это, думалъ онъ, было справедливымъ наказаніемъ за своевольный поступокъ: кушанья были такъ горячи. Эмми описала въ юмористическомъ духѣ эту маленькую непріятностъ въ письмѣ къ майору, и тотъ былъ очень радъ, что Амелія, оправляясь постепенно отъ рокового удара, можетъ иной разъ быть въ веселомъ расположеніи духа. На этомъ основаніи онъ отправилъ, по первой же почтѣ, двѣ прекрасныя шали; одну, бѣлую, для мистриссъ Эмми; другую, чорную съ пальмовыми листьями, для старушки Седли. Мистеръ Седли и юный Осборнъ, съ этимъ же транспортомъ, получили въ подарокъ щегольскіе красные шарфы, весьма удобные для защищенія носовъ отъ вліянія сильныхъ морозовъ въ зимнее время.
Мистриссъ Седли утверждала рѣшительнымъ тономъ знатока, что за каждую изъ этихъ шалей майоръ Доббинъ долженъ былъ заплатитъ по крайней мѣрѣ двадцать гиней. Этотъ великолѣпный подарокъ красовался на ея плечахъ всякій разъ, какъ старушка выходила на гулянье въ ближайшій садъ, и всѣ кумушки поздравляли ее отъ чистаго сердца съ такимъ блистательнымъ пріобрѣтеніемъ. Шаль мистриссъ Эмми тоже пристала какъ нельзя лучше къ ея скромному чорному платью.
— Какъ это жаль, что она такъ мало думаетъ о немъ! замѣчала мистриссъ Седли въ назиданіе мистриссъ Клеппъ и всѣхъ своихъ пріятельницъ на Аделаидиныхъ Виллахъ. Джой никогда не присылалъ намъ такихъ подарковъ, да еще, вдобавокъ, онъ бранится почти въ каждомъ своемъ письмѣ. Дѣло ясное, что майоръ влюбленъ въ нее по уши; но вѣдь что тутъ прикажете дѣлать? Какъ-скоро я поведу стороной рѣчь объ этихъ вещахъ, она краснѣетъ какъ дѣвчонка, плачетъ, и уходитъ къ себѣ въ комнату любоваться на свой миньятюръ. Мнѣ ужь, признаюсь, становится тошно отъ этого миньятюра. Лучше бы намъ никогда не встрѣчаться съ этими ненавистными Осюорнами.
Среди сценъ и связей этого рода, тихихъ и скромныхъ, малютка Джорджъ перевалился изъ младенческаго возраста въ дѣтскій, и вышелъ мальчикомъ деликатнаго сложенія, чувствительнымъ, повелительнымъ, самовластно распоряжавшимся своей мамашей, которую однакожь любилъ онъ безпредѣльно. Онъ командовалъ безъ исключенія всѣми особами, жившими подъ одною съ нимъ кровлей. Чѣмъ больше выросталъ онъ, тѣмъ больше озадачивалъ всѣхъ своимъ высокомѣрнымъ обхожденіемъ и удивительнымъ сходствомъ съ миньятюромъ отца. Онъ распрашивалъ обо всемъ, обнаруживая при каждомъ случаѣ изумительное любопытство. Глубокомысленность его замѣчаній озадачивала въ высшей степени престарѣлаго дѣда, и онъ расказывалъ въ своемъ клубѣ удивительныя исторіи насчетъ геніальности своего внука. Къ своей бабушкѣ юный Джорджъ питалъ ссвершеннѣйшее равнодушіе. Всѣ, каждый и каждая, утверждали единодушно, что такого чуднаго мальчика еще не было во вселенной. Думали, впрочемъ, что Джорджинька наслѣдовалъ гордость своего отца, и это мнѣніе оказывалось справедлимымъ.