Святки у нашихъ пріятелей на Аделаидиныхъ Виллахъ были далеко не такъ веселы, какъ имъ слѣдовало быть.
Мы уже имѣли случай намекнуть въ своемъ мѣстѣ, что у мистриссъ Осборнъ, послѣ смерти ея мужа, составился небольшой капиталецъ, съ котораго она получала сотню фунтовъ годоваго дохода. Двѣ трети этой суммы вдова Осборнъ отдавала своимъ родителямъ за содержаніе себя и малютки сына. Включивъ сюда еще стодвадцать фунтовъ, назначенныхъ другомъ нашимъ Джоемъ въ пожизненный пансіонъ старикамъ, семейство Седли, забывая бури и треволненія прошедшей жизни, могли еще, съ нѣкоторымъ удобствомъ, существовать отъ начала до конца года, тѣмъ болѣе, что вся ихъ прислуга состояла изъ одной ирландской служанки, которая въ то же время завѣдывала маленькимъ хозяйствомъ мистера Клеппа и его супруги. Не было даже никакихъ основательлыхъ препятствій пригласить къ себѣ иной разъ двухъ или трехъ пріятелей на чашку чаю. Старикъ Седли до-сихъ поръ удержалъ свое озадачивающее вліяніе надъ фамиліей Клеппа, своего прежняго конторщика. Мистеръ Клеппъ превосходно помнилъ тѣ блаженныя времена, когда, бывало, приглашали его на парадные обѣды въ домъ богатѣйшаго негоціанта на Россель-Скверѣ, гдѣ онъ, сидя на кончикѣ стула, имѣлъ счастіе пить шаміанское за здоровье мистриссъ Седли, миссъ Эмми и господина Джозефа Седли, чиновника ост-индской Компаніи. Время возвеличило блескъ этихъ воспоминашій въ душѣ честнаго клерка. Всякій разъ, какъ онъ выходилъ изъ-за кухонной перегородки въ гостиную, и выпивалъ у мистера Седли чашку чаю или стаканчикъ джина съ водою, изъ груди его вырывалась сентещія такого рода:
— Да, сэръ, это ужь не то, что, бывало, я видѣлъ у васъ въ старые годы!
И затѣмъ, раскланиваясь и расшаркиваясь, мистеръ Клеппъ пилъ за здоровье прекрасныхъ леди, точь въ точь какъ въ запрошлые дни ихъ процвѣтанія и славы. Ему казалось тогда, что миссъ Амелія первая пѣвица въ мірѣ, и не было въ европейскихъ столицахъ леди изящнѣе и почтеннѣе мистриссъ Седли. Даже теперь онъ не осмѣливался въ клубѣ сидѣть въ присутствіи мистера Седли и никому не позволялъ дѣлать дурные отзывы о характерѣ этого джентльмена.
— Полноте, господа, говорилъ онъ въ клубѣ джентльменамъ, пускавшимся въ разсужденія о старомъ банкротѣ, я видѣлъ собственными глазами, какъ, бывало, первые люди нашей столицы пожимаютъ руку господину Седли. Были времена, когда самъ Ротшильдъ заискивалъ его дружества на биржѣ. Я съ своей стороны всѣмъ одолженъ мистеру Седли.
Владѣя прекраснымъ почеркомъ, уживчивымъ характеромъ и хорошимъ аттестатомъ, мистеръ Клеппъ очень скоро, послѣ несчастія своего прежняго хозяина, отыскалъ для себя другое мѣсто.
— Такая маленькая рыбка, какъ я, всегда счастливо переплыветъ въ другой садокъ, замѣчалъ обыкновенно отставной конторщикъ.
И одинъ изъ членовъ той фирмы, къ которой нѣкогда принадлежалъ старикъ Седли, былъ очень радъ воспользоваться услугами мистера Клеппа, довольнаго весьма скромнымъ вознагражденіемъ за свои труды.
Конецъ концовъ, всѣ старые друзья и пріятели мистера Седли, люди предпріимчивые и богатые, оставили, одинъ за другимъ, разорившагося негоціанта, и одинъ только этотъ бѣднякъ остался неизмѣнно преданнымъ и вѣрнымъ своему прежнему хозяину.
Четвертую долю получаемыхъ процентовъ съ капитала Амелія оставляла собственно для себя, и вся эта сумма расходовалась исключительно на содержаніе малютки Джорджа, котораго, вопервыхъ, надлежало одѣвать такимъ-образомъ, чтобы онъ казался достойнымъ сыномъ капитана Осборна, а вовторыхъ, были у него теперь школьныя надобности, требовавшія немедленнаго удовлетворенія. Джорджинька, съ нѣкотораго времени, ходилъ въ училище, куда мать принуждена была посылать его послѣ сильной внутренней борьбы, выдержанной ея сердцемъ при мысли объ опасностяхъ, ожидающихъ ребенка за порогомъ родительскаго дома. Амелія просиживала цѣлыя ночи напролетъ, вытверживая заданные уроки, и разбирая въ ученическихъ тетрадкахъ грамматическіе и географическіе іероглифы, которыхъ смыслъ надлежало сдѣлать доступнымъ для малютки Джорджа. Она старалась даже выучить наизусть латинскія склоненія и спряженія, разсчитывая, что ей можно будетъ самой учить Джорджиньку латинскому языку. Разставаться съ нимъ на цѣлый день, оставляя его на произволъ школьной ферулы и грубаго обхожденія товарищей, значило для сантиментальной мистриссъ Эмми почти то же, что отнять во второй разъ своего сына отъ материнской груди. Джорджъ между-тѣмъ бѣгалъ въ школу съ веселымъ духомъ и спокойнымъ сердцемъ. Ему нравилась эта перемѣна въ образѣ его жизни и онъ былъ совершенно счастливъ. Эта дѣтская радость огорчала любящую мать, столько грустную и печальную при разлукѣ съ сыномъ. Неужели ему такъ легко разставаться со мною? думала мистриссъ Эмми, но тутъ же раскаявалась и жалѣла, что осмѣлилась предложить себѣ такой эгоистическій вопросъ. Пусть только онъ будетъ счастливъ: ея обязанность — быть готовой на всякія жертвы.
Содержателемъ школы, куда ходилъ Джорджъ, былъ другъ достопочтеннаго Бинни, постояннаго обожателя мистриссъ Эмми. Джорджинька дѣлалъ великолѣпные успѣхи. Каждую недѣлю онъ приносилъ матери безчисленныя свидѣтельства быстроты своихъ умственныхъ способностей. По вечерамъ онъ разсказывалъ ей многочисленныя исторіи о своихъ товарищахъ по школѣ, и Амелія знала, что это за чудесный мальчикъ былъ Ланонсъ, и какой забіяка былъ Спиффинъ, и какъ отецъ Стиля богатый купецъ, снабжалъ все заведеніе съѣстными припасами, и какъ мать Гольдинга пріѣзжала каждую субботу въ каретѣ за своимъ сыномъ, и какъ Нитъ носилъ штрипки — нельзя ли и ему пришить штрипки къ панталонамъ? — какъ Булль Меджоръ проглотилъ наизустъ всего Евтропія, такъ-что, по общему мнѣнію, онъ могъ за поясъ заткнуть самого учителя, мистера Варда. Такимъ-образомъ Амелія знала всю подноготную о каждомъ товарищѣ своего сына, По ночамъ она разбирала вмѣстѣ съ нимъ школьныя тетрадки, и выучивала наизусть всѣ уроки съ такою исправностію, какъ-будто ей самой слѣдовало поутру явиться на глаза строгихъ и взыскательныхъ учителей. Однажды, послѣ рукопашной битвы съ молодымъ Смитомъ, Джорджъ явился домой съ сизыми голубями подъ глазами, и возвѣстилъ своей матери и дѣдушкѣ, что онъ оказалъ въ этотъ день чудеса храбрости, ловкости и силы… что, замѣтимъ мимоходомъ, была чистѣйшая ложь, потому-что, на самомъ дѣлѣ, Джорджъ разбитъ былъ въ прахъ. Старикъ Седли пришелъ въ восторгъ отъ этихъ обнаруженій мнимаго геройства, но Амелія никогда не могла простить этого Смиту, даже до настоящаго времени, несмотря на то, что мистеръ Смитъ теперь — миролюбивый аптекарь на Лейчестерскомъ Скверѣ.