— Твои сестры, должно быть, уже теперь прекрасныя молодыя леди, сказала Ребекка, вспомнивъ о своихъ ученицахъ едва-ли не первый разъ послѣ того, какъ разсталась съ ними.
— Незнаю, право, отвѣчалъ Родонъ. Эгой! Вотъ тебѣ и бабушка Локкъ. Здравствуй, бабушка. Помнишь ли ты меня — а? Маленькаго Родю — помнишь ли? Какъ, подумаешь, живущи эти старухи! Я былъ еще мальчишкой, когда ей перевалило чуть-ли не за сотню лѣтъ.
Путешественники въѣхали въ ворота, отворенныя для нихъ костлявыми руками бабушки Локкъ, и когда она подошла къ ихъ каретѣ, Ребекка съ привѣтливой улыбкой протянула ей свою миньятюрную ручку, и съ участіемъ навѣдалась о ея здоровьѣ. Карета проѣхала между двумя заросшими мхомъ столбами, на поверхности которыхъ красовались змѣй и голубь, изображавшіе фамильный гербъ.
— Вотъ тебѣ разъ! Старикъ вырубилъ деревья, сказалъ Родонъ оглядываясь во кругъ.
И потомъ онъ замолчалъ. Замолчала и Бекки. Оба, казалось, были взволнованы и погружены въ думу о старыхъ временахъ. Родонъ думалъ объ итонской школѣ, о своей матери, женщинѣ строгой и угрюмой, о покойницѣ сестрѣ, которую онъ очень любилъ, о Питтѣ, когда былъ онъ мальчикомъ, котораго онъ билъ, о маленькомъ Родонѣ, котораго оставилъ дома подъ надзоромъ Бриггсъ. Думала и Ребекка о цвѣтущихъ лѣтахъ своей юности, о мрачныхъ тайнахъ въ мастерской отца, о первоначальномъ вступленіи въ свѣтъ черезъ эти же ворота, о миссъ Пинкертонъ, о Джоѣ и сестрѣ его, и о многомъ думала Ребекка.
Дорожка, устланная щебнемъ, и терраса передъ домомъ, были выметены чисто-начисто, и большой погребальный гербъ уже возвышался передъ главнымъ входомъ. Два ливрефные лакея, въ глубокомъ траурѣ, встрѣтили нашихъ путешественниковъ у главнаго подъѣзда, и отворили дверцы ихъ кареты. Родонъ покраснѣлъ, Ребекка немного поблѣднѣла, когда онв, цѣпавшись рука объ руку, проходили черезъ корридоръ. Она кольнула руку своего мужа, когда они переступили черезъ порогъ дубовой комнаты, гдѣ сэръ Питтъ и его супруга приготовились принять ихъ. Сэръ Питтъ былъ въ траурѣ, леди Джении въ трауре, и на головѣ миледи Саутдаунъ торжественно колыхался огромный чорный тюрбанъ, украшенный бисеромъ и перьями.
Сэръ Питтъ расчиталъ основательно, что тёща его не оставитъ Королевиной усадьбы. Покоряясь обстоятельствамъ, леди Саутдаунъ ограничилась только тѣмъ, что хранила торжественное, гранитное молчаніе въ присутствіи Питта и его жены, и стращала повременамъ своихъ внучатъ, когда входила въ дѣтскую съ угрюмымъ и мрачнымъ видомъ. Она привѣтствовала Родона и его супругу едва замѣтнымъ наклоненіемъ своей чалмы.
Но Ребекка и мистеръ Кроли, сказать правду, почти вовсе не обратили вниманія на эту холодность, потому-что леди Саутдаунъ, при всей ея знаменитости, играла слишкомъ второстепенную роль въ ихъ стратегическихъ соображеніяхъ и планахъ. Всего важнѣе было для нихъ убѣдиться въ благосклонномъ пріемѣ настоящихъ властителей прадѣдовскаго замка.
Спокойный и величественный, сэръ Питтъ выступилъ впередъ, и пожалъ руку своему младшему брату. Его привѣтствіе Ребеккѣ сопровождалось весьма учтивымъ и низкимъ поклономъ. Но леди Дженми взяла свою невѣстку за обѣ руки, и поцаловала ее очень нѣжно, такъ-что на глазахъ Ребекки выступили слезы радости и трогательнаго умиленія. Родонъ, ободренный такими очевидными доказательствами благоволенія къ его супругѣ, храбро закрутилъ усы, и еще храбрѣе поцаловалъ леди Дженни въ губки, отчего юная миледи раскраснѣлась какъ роза.
— Ну, мой ангелъ, что ты скажешь? началъ. Родонъ Кроли, когда онъ и его супруга остались одни на отведенной для нихъ половинѣ. На мой взглядъ, леди Дженни — прехорошенькая женщина. Питтъ слишкомъ растолстѣлъ, и кажется отлично ведетъ свои дѣла.
— Онъ не виноватъ, что растолстѣлъ, замѣтила
Ребекка, соглашаясь съ дальнѣйшими мнѣніями своего мужа.
— Тёща Питта, если не ошибаюсь, ужасная старуха, какъ новый Гой-Фоксъ въ женской юбкѣ, продолжалъ Родонъ. А сестры такъ-себѣ, ничего; довольно смазливы и презентабельны, какъ говорится,
Сестеръ нарочно вызвали изъ пансіона для принятія участія въ похоронной церемоніи. Имѣя въ виду достоинство дома и фамиліи, сэръ Питтъ считалъ необходимымъ собрать на «Королевину усадьбу» какъ-можно болѣе особъ, облеченныхъ въ трауръ. Всѣ бывшіе и настоящіе слуги и служанки джентльменскаго дома, всѣ старухи изъ богадѣльни, которыхъ старикъ Питтъ обманывалъ немилосердо, присвоивая себѣ частичку доходовъ, опредѣленныхъ на содержаніе богоугоднаго заведенія, все, однимъ словомъ, что имѣло какое-нибудь отношеніе къ Пасторату или замку, облеклось въ глубочайшій трауръ, со включеніемъ сюда же гробовщика и двухъ дюжихъ факельщиковъ съ чорными креповыми бантами на шляпахъ съ широкими полями. Эффектъ при похоронахъ оказался поразительнымъ, но мы не станемъ распространяться обо всѣхъ персонажахъ, такъ-какъ имъ суждено играть нѣмую роль въ нашей драмѣ.
Ребекка отнюдь не думала скрывать своего прежняго положенія гувернантки при теперешнихъ золовкахъ. Она припомимла имъ этотъ фактъ съ добродушной откровенностью, распросила съ большою важностью объ ихъ настоящихъ занятіяхъ и успѣхахъ, и взаключеніе сказала, что она думала о нихъ каждый день, и всегда желала удостовѣриться въ благополучіи ихъ жизни. Въ самомъ дѣлѣ, слушая ее, никакъ нельзя было сомнѣваться, что она безпрестанно помышляла о своихъ бывшихъ ученицахъ, и принимала всегда живѣйшее участіе въ ихъ судьбѣ. Это по крайней мѣрѣ казалось совершенно очевиднымъ для леди Дженни и молодыхъ ея сестеръ.